Проносились над островом
зимние шквалы и бури
То во мгле и дожде,
то в сиянии яркой лазури,
И качались, качались цветы
за стеклом…
Ироничный, часто желчный и категоричный в суждениях, первый российский лауреат Нобелевской премии 1933 года по литературе Иван Алексеевич Бунин именно так описывал Капри в одном из своих стихотворений, посвященных Италии.
Если бы жители Капри составили рейтинг российских писателей, посетивших остров, то на первом месте оказался бы не Бунин, а Максим Горький, в честь которого учрежден даже литературный конкурс «Премия Горького».
Имя же другого, не менее великого русского писателя, хоть реже, но все же упоминается на Капри, так как именно здесь, в знаменитом отеле «Quisisana», Иван Алексеевич провел несколько зим. По каприйско-неполитанским впечатлениям был написан один из самых гениальных рассказов русской литературы о сущности бытия и тленности – «Господин из Сан-Франциско»:
«Жизнь в Неаполе тотчас же потекла по заведенному порядку: рано утром — завтрак в сумрачной столовой, облачное, мало обещающее небо и толпа гидов у дверей вестибюля; потом первые улыбки теплого розоватого солнца, вид с высоко висящего балкона на Везувий, до подножия окутанный сияющими утренними парами, на серебристо-жемчужную рябь залива и тонкий очерк Капри на горизонте…»
Главный персонаж рассказа, безымянный американец, жил в том же самом отеле, что и автор, его создавший:
«Снова широко и гостеприимно открытый чертог столовой, и красные куртки музыкантов на эстраде, и черная толпа лакеев возле метрдотеля, с необыкновенным мастерством разливающего по тарелкам густой розовый суп… Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков…»
Философ Алексей Кара-Мурза, создавший великолепные очерки о жизни деятелей русского искусства в Италии, говорит о том, что три зимы – с ноября 1911 по март 1912 года, с ноября 1912 по февраль 1913 года и с декабря 1913 по март 1914 года – были одними из самых плодотворных периодов в творчестве писателя.
Бунин с женой Верой часто гостили на вилле у Горького. Вот как об этом вспоминает Вера Николаевна: «Все наше пребывание, особенно первые недели, было сплошным праздником. Хотя мы платили в «Пагано» за полный пансион, но редко там питались. Почти каждое утро получали записочку, что нас просят к завтраку, а затем придумывалась все новая и новая прогулка. На вилле «Спинола» в ту весну царила на редкость приятная атмосфера бодрости и легкости, какой потом не было… На обратном пути домой мы почти всегда соблазнялись лангустой, выставленной в окне, и заходили в маленький кабачок. А затем шли по пустынному острову в новые места, и гулко раздавались наши шаги по спящему Капри, когда подымались куда-то вверх. Эти ночные прогулки были самым интересным временем на Капри. Ян становился блестящ…»
В апреле 1909 года семья Буниных покинула Капри, чтобы увидеть Неаполь, а после Сицилию (Сиракузы, Палермо, Мессина). Почти через две недели супруги вернулись на Капри, откуда бывали наездами в Неаполе и Помпеях: «Возбужденные, как и до Сицилии, заходили в кабачок, лакомились лангустой с капри-бианко и шли по спящему, пустынному острову куда глаза глядят. Мне иной раз казалось, что мы не в реальной жизни, а в сказочной, особенно когда мы проходили под какими-то навесами, поднимаясь все выше и выше, выходя из темноты в лунное сияние… Страстную мы провели на Капри и вместе с Горьким видели процессии с фигурами Христа, Марии-девы, слушали пасхальную мессу. На второй день святой мы отправились в Рим, оставив опять чемоданы у Горьких».
Бунин – Горькому: «С великой нежностью и горечью вспомнил Италию – с нежностью потому, что только теперь понял, как она вошла мне в сердце, а с горечью по той простой причине, что когда-то теперь еще раз доберешься до Вас, до казы (виллы) Вашей и до вина Вашего».
В свой второй приезд отношения Горького и Бунина не были столь теплыми, Иван Алексеевич сетует на явную фальшь и сухость между ними, чувствует, что их дружбе пришел конец.
Конец осени – начало зимы 1911 года ознаменовался тем, что Бунин в отеле «Quisisana» завершил очередной свой шедевр – повесть «Суходол» и несколько небольших рассказов, неоднозначно принятых российской критикой.
И снова – Неаполь, Поццуоли, Сорренто, Помпеи и любимый Капри, где писателя посещает Федор Шаляпин и даже исполняет отрывки из «Хованщины». Вот как Бунин описывает свою вторую итальянскую зиму: «Я очень однообразно провел зиму, прожив всю сплошь на острове Капри. Пришлось очень много работать: к этому там располагает тамошняя жизнь. На этой скале, торчащей среди синего моря и голубого прозрачного неба, много уюта, простоты, нет сутолоки, шума, а я все это очень ценю».
Проведя всю зиму в уже знакомом и любимом отеле, семья Буниных в 1914 году покидает Капри, на этот раз уже навсегда.
А. Кара-Мурза пишет: «В истории русской литературы так и осталось загадкой, как умел Бунин, живя на Капри, в дорогом отеле с видом на море, писать и писать столь «тяжелые рассказы» из русской жизни».
Действительно, ведь немало примеров, когда русский писатель воссоздавал реальный или призрачный мир так скрупулезно и глубоко, как если бы писал, находясь в самой гуще событий, «здесь и сейчас». Пример тому – знаменитый набоковский детский рай, навсегда оставленный в большевистской России. Покинув страну в девятнадцать лет, навечно, навсегда, Владимир Набоков воссоздавал ее почти в каждом своем тексте, будь то стихи или проза. Это могла быть незаметная с первого взгляда деталь, «легчайшее дуновение» ритма русского языка или что-то другое.
И таких примеров в русской литературе мы наберем предостаточно.
«Как я все это помню? – отвечал Бунин Алданову. – Да это не память. Разве это память у вас, когда вам приходится говорить, например, по-французски? Это в вашем естестве. Так и это в моем естестве – и пейзаж, и язык, и все прочее…»
Возможно, есть нечто более сильное, чем разлука или территориальная отдаленность. Как говорится, «кровь гуще воды», та самая кровь, которая не дает забыть ни пустынные пейзажи из «Жизни Арсеньева», ни легкое дыхание гимназистки Оли Мещерской, ни заилевшего пруда и вечной, неизбывной любви хозяйки постоялого двора из «Темных аллей».
